Как собрать на пир к Великому Полозу тех, кто не хочет?

Начало: жми сюда.

— Симонов, будь мужчиной, убей меня, — выла Ниночка, хватая парня за рубашку, — Ну, будь же ты, скотина, человеком! Ты что, хочешь, чтобы меня живьём сожрали, сволочь?!

Симонов, ещё час назад с удовольствием прижимавший к себе смущённую одногруппницу, сейчас отбивался от неё, как от алкоголички-нимфоманки, которой ты из жалости дал сто рублей на опохмел, а та, внезапно, решила «отблагодарить» тебя ещё и интимом. В виде бонуса. И никак не хочет понять, что ты готов дать ей ещё сто рублей, лишь бы она оставила свою благодарность при себе.

—Отстань Конева, — брыкался Симонов, — Что за глупости, не могу я тебя убить! Как ты это себе представляешь?! У меня нет пистолета-автомата, да даже если бы и был! Я бы вот этих монстров порешил, а не тебя… Уйди, Нинка, по-хорошему тебя прошу!

—Что значит «уйди?» — визжала Ниночка, — Я бы ушла! Да некуда! А представляю я себе всё замечательно! Особенно, как меня жевать начнуууут…

И Ниночка зарыдала. Симонов не выдержал, обнял её, прижал к своей груди, погладил по голове, краем глаза следя за процессом разбора завалов. Оставалось совсем не много: Змеи не отличались расторопностью, но и медлительностью — тоже.

— Симонов! Задуши меня,— с жаром выдохнула в симоновское ухо окрылённая идеей Ниночка, — Задуши меня как Отелло Дездемону!

И не дожидаясь, пока Симонов хоть что-то сообразит, девушка схватила его руки и потянула к своему горлу. Глаза у Ниночки фанатично горели, как у Жанны д’Арк , да и чувствовала она себя, приблизительно, так же: готова была рвануть в бой, на баррикады, на змей… И на Симонова тоже. Но тот, увидев блестевшие азартом глазки Нины, снова стал отбиваться, лепеча что-то совершенно детское про то, что «не любит он душить девушек…» не его это… вот вообще, не его! Плохое хобби!

—Ты думаешь, я люблю душить?!— возмутилась отличница и староста группы,— Я тоже не люблю душить! Но — надо. Понимаешь, Симонов? Надо! Спасём друг друга! Сначала ты задушишь меня, а потом — я тебя!

У Симонова задёргалось левое веко. Он уже хотел возмутиться и спросить, как она, уже задушенная, будет выполнять своё обещание, но… не успел. Змеи разобрали завал и сейчас уже стояли в двух шагах от ребят.

Ниночка завыла. Тоненько, жалобно. Симонов выть не собирался — он же мужик! Но тонкий скулёж сам собой вырвался из горла.

Змеи скривились. «Музыки не любят, сволочи!»— подумал Симонов, и уж было собрался заорать любимую песню «Я свободен, словно птица в небесах, я свободен, я забыл, что значит страх…» но… опять не успел. Змеи вдруг церемонно поклонились и на чистом русском языке проговорили:

— Не соблаговолите ли озарить своим посещением Малый Дворец Правителя? Вас приглашают как почётных гостей, в благодарность за спасение нашего народа!

Ниночка с Симоновым переглянулись. Вид у обоих был крайне удивлённый. Ошеломлённый, я бы сказала. Ниночка вдруг икнула. А Симонов, постучав ей по спинке, ехидно так спросил: «Ну что, Конева, твоё предложение ещё в силе? Отдездемонить тебя, или как? Не передумала ещё душиться?»

Тем временем, забытый Богом и людьми, Будыкин

Будыкин Антон и правда, очень боялся замкнутых пространств. Особенно тёмных и страшных закрытых пространств. А кто их не боится?! Все боятся! Просто не все могут в этом признаться! Вот он — может! И, вообще, если бы в общей суматохе фонарик не потерялся, то Будыкин, наверняка, собрав всю свою волю в кулак, справился бы с панической атакой.

Но… но фонарик Антон бездарно профукал, когда произошло землетрясение. А уж когда он провалился в узкий лаз, застряв в нём, как сосиска в тесте… Тут-то его и «накрыло».

Свой «плач Ярославны» Будыкин ничем, кроме клаустрофобии объяснить не мог. Поэтому, тут же всем сообщил о своём нелёгком диагнозе, ожидая сочувствия, помощи и моральной поддержки. И что в ответ он получил? Насмешки и издевательства! И это от тех людей, которым он доверял, с которым он делился последним печеньем… Пусть не последним, и это, скорее, они с ним печеньем делились, а он его только ел, НЕ СУТЬ! Важен итог: Будыкин разочаровался в людях!

— Если выберусь живым из этой заварушки,— обливаясь горькими слезами подумал Будыкин,— Покину этот жестокий мир! Уйду отшельником! Монахом! В монастырь!

И тут же ушёл. Вернее, это «его ушли», внезапно и резко выдернув из узкого лаза, где Антон рыдал аки безутешная девица. Вот, молодцы китайцы! Они сразу всем говорят: «бойтесь своих желаний, ибо они имеют шанс сбыться! Только не так, не там, и тогда, когда этого совсем не хочешь!»

Вот и Будыкин, сначала обрадовался, что его спасли. Он только взвизгнул от испуга, резко вздёрнутый вверх. Но, потом Антон разглядел горящие жёлтыми огнями глаза своих спасателей, а затем и их жуткие пасти с острыми зубами…

Что и говорить, Кричал Будыкин от души. Сам себя оглушил. Ну и Змей-мутантов, которые тут же его скрутили и куда-то поволокли — тоже. Слишком уж морды у монстров перекошенные были. Вряд ли от удовольствия… А ведь говорят, что змеи глухие… Нет! Эти, точно, слышали хорошо… нууу до того, момента, конечно, как Будыкин взял «СИ» третьей октавы…

Сейчас же Будыкина Змеи-монстры старательно обхаживали. Кормили, поили, даже какую-то мягкую накидку на плечи набросили, чтобы согрелся… Типа «Почётный Гость!» Так, кажется, объявил тот голый мужик, который с Левашовой в бассейне купался.

Будыкин презрительно поджал губы. Вика ему нравилась, но с ним с бассейне купаться не хотела. Да, ладно бассейн, может, она стеснялась своего тощего тельца… Но, Левашова даже в кино с ним не пошла! А с этим малознакомым мужиком из бассейна… фууу…

И Будыкин резко повзрослел, осознав главный «мужиццкий» принцип, что «все бабы такие», и опять принял в своей жизни основополагающее решение: никогда не жениться! Как бы эти подлые женщины не умоляли его изменить решение! Нет! Он так решил! Он мужик? Мужик! Кремень!

— Но… отсюда, всё-таки, лучше сваливать, —снова принял судьбоносное решение Будыкин.—Конечно, быть «Почётным Гостем» очень почётно… да-да, тавтология, а что поделать… но ведь правда! Не только почётно, но и приятно, а ещё… опасно! Очень опасно!

Кто этих Змей знает… Они же — хладнокровные гады! Чего от них можно ждать?! Вдруг они сначала делают людей «Почётными Гостями» а потом их жрут? В качестве «почётного блюда»… Иначе, почему почётной гостьей не сделали эту тощую Левашову? Выбрали-то пухлого и мягкого Будыкина! Вооот! Тут призадумаешься!

И Будыкин, свернув покрывало в виде человеческого тела, накрыл своей курткой для достоверности, а сам пополз на четвереньках к выходу.

Средний уровень Лабиринта, Главный тоннель.

Оленька, замерев настороженным сусликом, во все глаза смотрела на странного мужчину, который возник перед ней резко, неожиданно, слегка напугав. Ладошки у девушки сами собой сложились «заячьими лапками» у груди, глаза стали большими и круглыми. И мы бы сказали, что Оленька «анализировала ситуацию» или « тщательно обдумывала, кто это перед ней» но, это было бы чистейшим враньём. А мы говорим только правду!

В головке у девушки не было ни одной мысли! Вообще. Как в пыльном чулане, по которому мимоходом прошлась уборщица, махнув грязной тряпкой просто так, лишь для спокойствия собственной совести: типа, и тут она порядок навела!

Так что: пыль и паутина — были. Да. А вот вещей или чего-то полезного — нет. Не было. Это мы, если что, про чулан.

В головке у Оленьки было ровно тоже самое: носились обрывки эмоций и слов, но они не складывались во что-то конкретное. Да и как оно могло сложиться?! Ног у мужчины не было. Он двигался на огромном мощном хвосте, покрытом крупными чешуйками. Такая же чешуя, только мельче, украшала предплечья незнакомца и даже несколько штук Оленька заметила на скулах лица.

Глаза — чуть раскосые, удлинённые, светились изнутри желтоватым светом. А посредине мигал узкий вертикальный зрачок. Он то расширялся, то становился одной тонкой линией, и тогда между сомкнутых губ незнакомца мелькал тонкий раздвоенный язык. Змеиный.

Видя, что девушка его внимательно разглядывает, мужчина сначала напрягся. На лице заходили желваки, а кулаки сжались до побелевших костяшек. Он даже чуть прищурил глаза, ожидая явно какой-то пакости от Оленьки. Но… проходили секунды, а пакости всё не было. Тогда мужчина тихо перевёл дыхание, пророкотав тихим низким голосом:

— Скажите, прекрасное создание, вы… не будете использовать ваше голосовое оружие? Уверяю, я не собираюсь причинять неудобств… Я лишь послан за вами, как за Почётной гостьей на пир к нашему Правителю… А чтобы вы точно успокоились, добавлю: там уже есть несколько ваших друзей…

Как только незнакомец заговорил, в пыльном чердаке головы Оленьки включилась лампочка. Ярко вспыхнула, осветив всё вокруг. Как маленькое солнышко на верёвочке. Знаете, раньше такие были в советских квартирах, обычно, в кухне: с потолка свисал шнур, вернее, провод, а на нём горела 60-ти ваттная стеклянная «груша». В комнаты побольше брали 100-ватт, а то и 200.

Вот точно такая и вспыхнула у Оленьки в голове, вмиг осветив её чаяния, надежды, мечты, всё, что уже лежало сложенное в кучку, как хлам и начало покрываться пылью и паутиной. Оленька вздрогнула: перед ней стоит мужчина в чешуе, о чём-то её спрашивает, смотрит на неё бархатными глазами, а она, как истукан, молчит и только зенками лупает! Сейчас он решит, что она «дикая» или «тупая» и уйдёт!

Девушка перевела свой взгляд на странного собеседника. Тот — терпеливо ждал ответ. Вероятно, он что-то спрашивал, да только Оленька ничего не услышала! Она задумалась! Ооо, что же делать?! Сказать, типа «повторите ещё раз, я попробую вникнуть?!» только не это! Дурой выглядеть нельзя! А вот слабой дамой в беде — можно! И отвечать не придётся!

И Оленька, (спасибо актёрскому кружку самодеятельности в институте!) положила ручку себе на грудь, закатила глазки и стала падать в обморок. Не слишком быстро, чтобы мужчина осознал: Она падает! Надо помочь!

Надо отдать должное, незнакомец оказался сообразительным. Поймав осевшую девушку на руки, мужчина развернулся и понёс её в тот коридор, из которого до этого вышел. Оленька, отследившая всё это сквозь неплотно закрытые ресницы, чуть улыбнулась: и дурой она не выглядит, и сейчас в гости к … дракону? — попадёт! А там она разберётся, что он говорил, зачем и как действовать дальше…