Не будите домовых

Тихий плач, с еле различимыми всхлипами, слышался где-то за гранью сознания. Он мешал, раздражал, вырывал из сонного марева. Как писк надоедливого комара, вроде и спать можно, но бесииит… Встать посмотреть? Или ну его, поплачет-поплачет и сам успокоится? Спааать хоочется…

Нет, придётся всё-таки выныривать. Здесь, конечно, спокойно, темно, уютненько… но ведь беессииит… Бесит!

Открыв левый глаз огляделся вокруг. Ух ты, как интересно! А куда делась печь? И какой дурак сделал окно чуть не во всю стену, что аж все звёзды видно? И ничего знакомого вокруг! Ни лавочек, ни сундука, ни вышитых рушников… прялки, и той нету! Да где это я?! Тихий всхлип с подвыванием снова ввинтился в ухо. Бесииит…

Так, осмотреться можно и потом, сначала надо разобраться с ночным нытиком. Маленькая тень скользнула по стене, осторожно подкралась к детской кроватке. Замерла. Попятилась обратно, но услышав новый хлюп носом, медленно, крадучись, вернулась к изголовью. Заглянула в ворох одеял.

Ребёнок! Полгодика, не больше. Соску уронил, вон она откатилась к краю. Голодный, наверное, поэтому и плачет. А ещё, судя по запаху — пелёнки мокрые, понятное дело, малышу мокро, противно и холодно. В такой ситуации любой бы рыдать начал, этот ещё тихо хнычет. Таааак… А где его горе-родители? Может, на сенокос ушли? Или отец в работах, а мать корову доит? Время к утру идёт, скоро петух кричать будет…

Покружив вокруг кроватки, маленький домовой, а это был он, решил как следует оглядеться в доме, раз уж разбудили. А спал он, судя по всему, очень долго. Вон как быт крестьян изменился!

Обнаруженное не понравилось. Совсем. Мебель какая-то хлипкая, не устойчивая. Кадки с водой нет. Печи, горшков — тоже. Как они еду готовят?! А ещё куча каких-то странных белых ящиков, разных размеров, полок со стёклами — богатеи, наверное… Стёкла жуть какие дорогие, он ещё помнил, как позапрошлая хозяйка, закатывая глаза, рассказывала про барскую усадьбу, в ней стояли с полсотни прозрачных прямоугольников, аккуратно собранных в рамы. Стёкла были размером с мужскую ладонь, поэтому для окна их требовалось сразу с десяток. Зато какая роскошь! Всё-всё видно, солнышко отражается, а тепло из комнаты не уходит! Он даже ходил смотреть, правда, ночью, поэтому всей красоты не оценил, но всё равно понравилось.

А тут… во всю стену одно стекло! Ужас! Так и кажется — сейчас в дом влетит ведьма на метле! А лампадки в углу нет, как и икон…Что творится…

Покачав головой, домовой пошёл обследовать дом дальше. И остановился у комнаты, за которой женский голос, рыдая, кому-то жаловался. Со всхлипами, хлюпами и икотой. Да уж… конечно, она ребёнка не слышит, рассердился разбуженный домовой, да и как услышать-то, мамаша воет в два раза громче дитятки! Эх, вожжами бы ее по спине вытянуть, дуру пустоголовую, чтоб не повадно было!

А что не повадно, домовой додумать не успел, услышав последние фразы бабы:

— Жить не хочу… Прямо сейчас бы из окна сбросилась, но Машка-а-а! Он так хотел дочь! А теперь… Его нет! Как.. как мне теперь жить?! Зачем?! Я к нему хочу… не могу ни есть, ни спать… еле дышу, так больно… Ниночка, что делааааать…

И дальше домовой узнал, что неделю назад муж Катерины — так звали горе-бабу, погиб в аварии, чтобы это не значило. Слова «машина», «грузовик» и «встречка» были не понятны, но смысл произошедшего домовой сразу уловил. Похороны уже состоялись, друзья помогли всё организовать, но сейчас добровольные помощники разъехались, у них свои семьи, а Катерина осталась с малышкой на руках и диким нежеланием жить.

От стресса молоко в груди перегорело, смеси ребёнок пить отказывался, бутылочку отталкивал и плакал ночами напролёт. Это ещё больше угнетало несчастную мать, которая сейчас спрашивала подругу, как можно отдать на усыновление малыша в хорошую семью.

Из комнаты пахло алкоголем и безнадёгой. Аккуратно заглянув в комнату, домовой ахнул: женщина от горя сошла с ума… сама с собой разговаривает, держа в руках невзрачную темную коробочку. И жалуется этой коробочке! И совета у неё же спрашивает… ужас…

Домашняя нечисть уже явно улавливала тёмно-лиловые оттенки возможного самоуб@йства. Повздыхав, а что можно поделать-то? Домовой вернулся в комнату, где на одной из верхних полок стояла старинная, ещё пра-пра-прабабкина музыкальная шкатулка. Она уже не работала, но крошечная балерина, на удивление сохранившая и краску и перламутровый лак, выглядела до того изящно, что вещицу хранили и берегли.

Забравшись в шкатулку, домовой, повздыхав, попытался опять заснуть. Через час, взъерошенный и злой, он выбрался снова, решив, что две плачущие бабы, пусть и одна совсем маленькая, — это перебор. Для его нервов — существенный!

-Надо их заткнуть чем-нибудь, тогда и лягу спать, — решил домовой. Ну бессяяят! Для начала домовой выбрался из квартиры в соседние помещения через вентиляцию. Там тоже оказались квартиры, чужие семьи, и кое-где даже с домовыми. Правда, представителей маленького народца оказалось до обидного мало, но хватило, чтобы быстро ознакомить домашнюю нечисть с переменами, произошедшими за последние пару-тройку сотен лет. Заодно, домовому объяснили, что ненормальная баба, которая рыдала и разговаривала сама с собой -это обычный телефон — небольшая коробочка, передающая звук, а иногда и видео. Поэтому попадаться на глаза любой тётке с этой коробочкой — нельзя ни в коем случае, зафиксирует тебя и всё! Туши свет! Набегут всякие извращенцы и житья не дадут!

-Изгонят?! — с ужасом прошептал домовой, — Попы с кадилом?

-Хужее!

-Куда уж хужее? Неужто чёрные колдуны придут подчинять?! -волосы на голове у несчастного домового, проснувшегося в незнакомом мире, стали торчком.

-Да нее,- успокоили соседи,- Экстрасенсы придут. Общаться будут. Камеры по всем углам понатыкают, приставать с вопросами будут. Замучаешься от них прятаться. Вон, Никишка даже убёг из такой квартиры, хотя они и конфеты ему предлагали и молока наливали, и даже мёд с пивом в блюдечке…

-Да уж, -повздыхали барабашки и полтергейсты, — Жууууть….

Зато у этого самого Никишки нашёлся знакомый лесовик, который принёс козьего молока. И ещё добыть пообещал — козы паслись в пригороде, рядом с лесополосой, и старушка, видимо, догадываясь, что за её рогатыми красавицами кто-то присматривает, приносила в баночке молоко и оставляла его на пеньке. Хорошо было всем: коз никто не обижал, даже бродячие собаки мимо пробегали, не смея их пугать. А лесовичок молоком угощал малышей в многочисленных выводках лис, волков или оленей.

-Так может, молоко не свежее, или муха в него попала, — с подозрением разглядывая белую жидкость в банке, засомневался домовой. — Как я его дитю-то дам?! Боязно!

-Та нее, -пригладил белую бородку лесовичок,- То молоко я медведице отдал, младшему медвежонку надоть. А энто я сам надоил от козочек, а чтобы молока у хозяйки не уменьшилось, снопик сочной травы рогатым дал… Нормально!

-Ну тогда ладно, — решился домовой, — Побёг я. А завтра ещё мне принеси, не забудь только! Нечисть покивала и исчезла. У них тоже дела, и поболее, чем у некоторых! А маленьких деток обижать нельзя, это любой барабашка знает!

Утром Катерина впервые проснулась без слёз: с кухни пахло чем-то вкусным, как в детстве, когда она гостила в деревне у бабушки. Ещё не успев прийти в себя, женщина улыбнулась, но спустя мгновение, побелела как полотно. Почему не слышно ребёнка?! Кто в кухне?! Дверь же закрыта, ключей ни у кого нет… Ужас сковал женщину, перехватил дыхание, подкосил ноги.

Лишь спустя минуту она смогла выбраться в коридор, а потом и заглянуть в соседнюю спальню. И тихо сползти по стеночке зажав ладонью свой рот. На полу, по кругу огороженном подушками, сидела её малышка, с удовольствием мусоля любимую игрушку. Рядом стояла бутылочка, в которой, судя по белёсым разводам на стенках, раньше было молоко. Тихая музыка раздавалась из старинной шкатулки, а ведь её, сколько ни старались, не могли починить лучшие мастера. Балерина кружилась, а Машка, улыбаясь беззубым ртом, кажется, даже подпевала.

Катерина, перепуганная насмерть, быстро схватила в охапку ребёнка. Затем, не оборачиваясь, попятилась спиной к выходу, захлопнула дверь в спальню, секунду подумав, перекрестила её, а заодно и себя и Машку, и даже дверь в кухню, откуда пахло сдобой.

-Вот и хорошо, вот и правильно, — услышала она чей-то голос. — А ещё надоть икону поставить и лампадку зажечь… А то мало ли кто шляется тут по квартирам, додумались же, сотню домов в одну кучу свалить… Ну ничего, я за вами пригляжу… лет десять-двадцать… а потом точно спать лягу!