
Как хоронили бабку Лукерью. Почти детективная история
Ксения Георгиевна, чуть шаркая ногами, с трудом отворила тяжёлую дверь подъезда и шагнула внутрь. Старушка торопилась домой: вот-вот должен был начаться очередной мыльный сериал, который пропустить она никак не могла: хитросплетения сюжета, недостатки главных героев и их гадкие тайны — были главной темой для беседы на лавочке. Однако, сегодня пожилая женщина опаздывала. Она задержалась в магазине: там вместо шести касс работала лишь одна, да и то, с перебоями. Наглые «очерёдники», то бишь люди, которым повезло оказаться перед Ксенией Георгиевной, старушку пропустить отказались. Может, потому что они тоже были пенсионерами? В любом случае, гражданка Кузькина Ксения Георгиевна тут же опасно прищурила глаза, выдохнула воздух сквозь сжатые вставные челюсти и устроила «кузькину мать» не только соседям по очереди, но и всклокоченному администратору, заставив того отыскать в недрах магазина допотопную жалобную книгу 1983 года выпуска. Настрочив туда кляузу страниц на пять, старушка слегка успокоилась. Потом глянула на часы и ахнула: до сериала оставалось всего десять минут!
Даже не пересчитав в третий раз сдачу, не посмотрев сурово на кассира и не плюнув, как обычно, в сторону охранника, который подозрительно косился на карманы всех покупателей, Ксения Георгиевна поторопилась к своему дому. Она успевала! Если ничего «экстраординарного» не произойдёт — она сможет увидеть серию с самого начала! Ура!
Но это самое «экстраординарное» произошло. Едва Ксения Георгиевна открыла дверь подъезда, ныряя в полуосвещённый зев лестничного проёма, как тяжелая авоська, ещё помнившая брежневский поцелуй по телевизору и горбачёвскую перестройку в реальной жизни, зацепилась за торчащий гвоздь в дверной раме. Резкий рывок притормозил пенсионерку и развернул её вокруг собственной оси. Движение застопорилось аккурат в тот миг, когда женщина уткнулась носом во что-то прямоугольное, длинное, оббитое красным бархатом. Гроб!

Точнее, крышка от гроба. Большая, пахнущая деревом и клеем, пугающая своими поистине великанскими размерами. Она стояла в самом темном углу нижней площадки, подальше от лестницы. Вероятно, тот, кто принёс гроб в квартиру с «клиентом», крышку от домовины решил на нужный этаж не поднимать. Тяжело, неудобно… А тут, в дальнем углу — её почти и не видно…
— Это кто ж у нас помер-то? — вслух прошептала гражданка Кузькина, на всякий случай, ощупывая себя с ног до головы. Ответа не было, а тело, возмущаясь гнусными подозрениями хозяйки — ответило ей громкой руладой голодного желудка.
Ксения Георгиевна, перестав мять свои бока, растерялась. Она уже не вспоминала о сериале — не до того было! Тут происходили куда как более животрепещущие события, о которых пока никто не знал. Но уже завтра весь дом будет гудеть, как потревоженный улей! Все будут переспрашивать друг друга: кто «скопытился», по какой причине, рыдают ли безутешные родственники, или усопший был «гол как сокол» и все горюют по-настоящему.
У Ксении Георгиевны зашевелились волосы на затылке: Она! Она сейчас всё разузнает и завтра станет центром внимания! Свои пятнадцать минут славы гражданка Кузькина, обязательно, получит! Главное — побыстрее определиться с жертвой. Кто?! Кто в этом подъезде «слабое звено»??
И Ксения Георгиевна стала быстро, как счётная машинка, перебирать жильцов. Одни казались ей более подходящими кандидатурами, другие — менее, но умереть, к счастью, мог каждый. И чем неожиданнее выбор госпожи Смерти — тем интереснее!
— Тааак, — бросив дурацкую авоську и потирая ручки, задумалась гражданка Кузькина, — Детей не считаем! Для них гроб неподходящего размера!
Логический вывод пенсионерки был блестящим, достойным детектива Мегрэ, но существенных изменений в количество кандидатур не внёс: просто в этом подъезде не оказалось семей с детьми. Совсем.
— Ничего, — не унывала гражданка Кузькина, — Зато, я знаю, что в тринадцатой квартире, точно, никто не умер! (Ещё бы — там проживала сама Ксения Георгиевна) Так что, из пятнадцати квартир, что находились подъезде, под подозрением остались всего четырнадцать!
Поразмыслив ещё немного, «мисс Марпл» с сожалением вычеркнула из списка ещё три квартиры: в первой проживала моложавая дама лет пятидесяти, которая месяц назад уехала в санаторий. Во второй — значился оперный баритон — и вот его трубный глас сейчас доносился с четвертого этажа. Ну, а в третьей — набегами появлялись представители «татаро-монгольского ига», как их ласково окрестили соседи. Парень с девушкой, действительно, были татарами. И действительно, заскакивали в квартиру не часто: они занимались спортом, но каким именно, никто не знал: то ли плавали «брассом», то ли бегали «кролем», то ли гребли на каноэ. Какая разница? Важно, что спортсмены вряд ли отправились в мир иной…
Кузькина вздохнула. Идея, что спортсмены «покинули скорбный мир» вместе и попросили похоронить их в одном гробу — нравилась. Она попахивала кладбищенской романтикой. Но от этой мысли пришлось отказаться: гроб, судя по крышке, для двоих всё же узковат…
Ещё десять минут мозгового штурма отсеяли, как минимум, пятерых: первым из скорбного списка «вылетел» сосед-собачник Михаил, ибо он обладал слишком тощей комплекцией для такого большого ящика. Ровно по той же самой причине Кузькина вычеркнула и гражданку Шмурыгу. Та вечно сидела на модных диетах и сейчас напоминала скелет на батарейках. Таких, как Шмурыга в этот гроб можно было запихнуть штук пять. Или семь — если боком… А ещё пришлось «убрать» повариху тётку Зину. Ей тоже гроб был «не по размеру». Правда, на этот раз, наоборот: чтобы законопатить необъятные телеса Зинаиды потребовалось бы, как минимум, два таких «шкафа», да ещё не факт, что хватило… Старательно пошкрябав пальцами крышку домовины, старушка убедилась: гроб не растягивается. Никак!
Следом из перечня потенциальных покойников «исчезли» столяр Хухонин со своей женой. На этот раз дело было не в размере, отнюдь. Тут чета Хухониных по всем параметрам подходила. Конечно, не вместе, как мелкие татарчата, а порознь, но вполне, вполне… Кузькину смущало только одно: Хухонины вечно ругались и пили. Пили и орали. Орали, дебоширили и выбрасывали с окон мусор во двор. В общем, вели себя, как распоследние сволочи. Так вот, к чему это… Обычно такие живут очень и очень долго, назло всем соседям.
— Нет, не Хухонины, — поджав губы, с сожалением покачала головой Ксения Георгиевна, — И такой гроб им не по карману! Видно же — штучка ценная, из натурального дерева, первый сорт!

Мысль о том, что дорогостоящая вещь не каждому по финансам, ликвидировала из печального списка ещё пару человек — тех, кто перебивается с каши на суп, а потому никогда не скопит достаточно денег на «мерседес» в элите похоронных транспортных средств.
— Мдааа, — почесала затылок Ксения Георгиевна, — Осталось ещё пять квартир! В каждой по одному жильцу. И вот с этими «кандидатами на выселение» ситуация обстояла крайне непростая: люди были с достатком, нормальной комплекции, и помереть могли. А почему бы им не помереть, спрашивается? Вот прямо вчера — взяли да и скопытились… Да хоть все пятеро! Ибо никого из них гражданка Кузькина не встречала уже пару дней…
— Неет, — расстроено шмыгнула носом «почти Шерлок Холмс», — Пятеро слишком много! Гроб-то один!
Гражданка Кузькина, на всякий случай, обшарила глазами площадку, даже заглянула за мусоропровод: других крышек, оббитых красным бархатом — не было.
— Всё-таки, надо одного выбирать, — кивнула сама себе Ксения Георгиевна и вдруг повеселела. Ей в голову пришла замечательная мысль: подслушать у замочных скважин тех самых «непонятных» квартир. Усопшие же не шумят, так? О том, что там могут находится посторонние люди, те же безутешные родственники — пенсионерка задумалась, когда поднялась на четвёртый этаж. «Ничего, — решила она, посторонних я тоже отличу по звукам! Не даром у меня музыкальный слух!»
Через полчаса, проверив все подозрительные адреса, «Мегрэ в юбке» сделала вывод: Тем, кто «скопытился», оказалась бабка Лукерья, из одиннадцатой квартиры. Только там стояла мёртвая тишина, а из скважины не пахло, как обычно, пирожками и тушёной капустой.
— Точно, Лукерья! Ну, надо же, модница — такой гроб себе выбрала! Или это родственники расщедрились? — блестя глазами, Ксения Георгиевна забежала домой, быстро отыскала дежурный черный платочек на голову, повязала его, и, нацепив на лицо самое монашеское выражение, отправилась по соседям, дабы сообщить им пренеприятнейшее известие, а заодно, собрать деньги на похороны.
Миссия «глашатая с горестной новостью» гражданке Кузькиной нравилась. Очень. Все соседи, ошарашенные внезапной кончиной бабки Лукерьи, тут же делали нужные лица и приглашали Ксению Георгиевну зайти в гости, выпить чашечку чая, рассказать о том, что и как произошло… Так что, квартир через семь, у старушки сформировалась вполне убедительная версия, отчего «крякнула» подружка по лавочным обсуждениям мыльных сериалов…
— Инфаркт микарда! Вот такой рубец! — словами героя из фильма «Любовь и голуби» вещала Ксения Георгиевна в очередной квартире и объясняла, размахивая руками наподобие крыльев мельницы:
— Лукерья так переживала за своего непутёвого младшего внука… Да-да! Он же всё пропил! И свой дом! И квартиру бабки — тоже! Как узнала Лукерья, что осталась без крыши над головой — сразу бряк — и всё! Померла! Как есть, померла!
Замолчав на пару минут и с наслаждением отмечая огоньки любопытства в глазах слушателей, Кузькина продолжала:
— А внука потом совесть загрызла, вот он побежал и дорогой гроб купил. А зачем нам на том свете элитные гробы? — заламывая руки, с пафосом завывала Кузькина, — Зачем нам извинения на том свете, я вас спрашиваю?! Нам, пожилым людям, здесь нужны забота и уход!
Ксения Георгиевна демонстративно вытирала крупные слёзы чёрным кружевным платочком. Соседи соглашались, кивали. Кое-кто даже плакал вместе с «глашатаем». Все чувствовали себя сопричастными. Сплочёнными. Замечательными соседями.
Ну, кроме Хухониных — к ним гражданка Кузькина вообще не пошла. Незачем! У тех всё равно, денег не было. Да и культуры никакой — запросто могли обматерить кого угодно. Не интеллигенты, этим всё сказано.
Рухнуло всё это на утро следующего дня. Ровно в девять утра, когда Ксения Георгиевна спускалась на второй этаж — к собачнику Михаилу, чтобы и ему сообщить грустную новость. Просто накануне старушка не успела этого сделать: сначала бегала по соседям, собирала деньги, а потом Михаил повёл своего пса на ночь выгуливать и задержался. «Ничего, утром ему расскажу», — решила Ксения Георгиевна. Так вот, когда до квартиры соседа оставалось всего пару шагов, дверь подъезда скрипнула и громко хлопнула, впуская кого-то с улицы.
«Интересненько, кто бы это мог быть? — замерла остеохондрозным сусликом гражданка Кузькина, — Если вернулась моложавая фифа из санатория — надо и у неё деньги собрать… А если зашёл кто-то чужой, тем более, мне спешить некуда: мало ли к кому гости… Вдруг, чей-то хахаль крадётся?! Нужно быть в курсе!»
И старушка вытянула тонкую шею, собираясь «обрадоваться» очередной жертве соседского любопытства.
Что сказать… «Обрадовалась». Чуть сама не получила «инфаркт микарда — вот такой рубец». Потому что вверх по лестнице, улыбаясь и волоча за собой сумку на колёсиках, из которой торчал странный зелёный веник, поднималась… бабка Лукерья. Та самая, которую «записал в покойницы» весь подъезд, собрал на это мероприятие деньги, и собирался справить поминки. Уже и меню обговорили…

Ксения Георгиевна, хватая ртом воздух, как рыба вынутая из воды, сползла по перилам лестницы на ступеньку. Молча. С вытаращенными глазами на «усопшую». Невнятный скулёж шёл откуда-то изнутри Кузькиной, он-то и портил всю картину счастливой встречи подружек. Радостно улыбающаяся «усопшая», во рту которой слово «доброеутро» превратилось в «чтозахреньтутпроисходит» начала подозревать подлянку. Улыбка превратилась в оскал. Оскал — сполз вниз, оставив на лице Лукерьи выражение обманутого вкладчика, которому банк не выплатил обещанные проценты, заодно прикарманив и все сбережения.
Растерявшаяся Кузькина, вместо того, чтобы ласково спросить «А где ты, подруженька, пропадала три дня?» прошептала сакраментальное:
— Ты что, таки не умерла? А кого ж мы хоронить будем? У меня уже четыре тыщи на поминки собрано…
Лукерья, схватившись за сердце, тоже сползла на лестницу, обхватив котомку с зелёным бурьяном. Оказалось, она навещала родственников в деревне, вот, везла от них листья хрена, кисточки укропа и огурцы на засолку. Всё это, перемежаясь оценочными суждениями по поводу мозговой деятельности гражданки Кузькиной и было высказано этой самой Кузькиной. Та в ответ тоже что-то вякала, но перекричать разгневанную Лукерью не могла. Силы были не равны, тем более, на стороне бабки Лукерьи была ПРАВДА. Да-да, та самая: «В чём сила, брат? В правде!»
Короче, в подъезде разгорался скандал, к которому уже стали прислушиваться жильцы квартир. Но, не успели страсти перейти в нечто большее, как из своей квартиры вышел Хухонин. Мрачный, с перепою, в старых «трениках» и «майке-алкоголичке». Он, не глядя на соседок, спустился на первый этаж, подхватил крышку гроба и понёс её к себе домой.
— Ох, я выходит, перепутала, — взвыла сиреной Кузькина, крестясь и кивая, — Так это твоя жена, что ли, усопла, да? Я ей на поминки деньги собираю!
— Чтоб ты сама усопла, дура старая! — донеслось из хухоринской квартиры, — Чтоб у тебя глаза повылазили! Чтоб у тебя… Да чтоб тебе!
Тут из квартиры в застиранном халате вылетела пулей злющая хухоринская супруга и чуть не с кулаками накинулась на гражданку Кузькину. Склочную бабу успел поймать сам Хухорин, который сначала втолкнул обратно домой жену, норовящую бросить в соседок тапок, а потом и сам зашёл, пробурчав напоследок:
— Да не умер никто… это по работе мне дали починить… Столяр я… а гроб дорого стоит…
И дверь хухонинской квартиры захлопнулась. Ещё часа полтора оттуда слышались визги обиженной противной бабы, потом звуки дрели и шлифовального станка, а затем всё стихло. Вечером подъехала машина, злополучную крышку погрузили и увезли.
Казалось бы — тут и конец всей истории. Всё ж хорошо закончилось, не так ли? Но люди так не считали. На гражданку Кузькину обиделись все: и Лукерья, и чета Хухориных, и обманутые соседи, и даже собачник Михаил, к которому Ксения Георгиевна так и не успела зайти. Спрашивается: а он-то почему обиделся?
А потому, что весь подъезд «развлекался», а его даже в известность не поставили! Эгоисты!



Ура! Новая история. Не бросайте нас так надолго.
Солнышко,я постораюсь) честно говоря, подумала что стоит вообще заняться чем-то иным, например, рисованием. У меня мольберт уже пылью покрылся…
Ох, не зря Светланка паузу брала!!! Я вначале испугалась за Лукерью, потом сообразила, что чёй-то я не то думаю. Ну не может Светланочка нас так расстроить. Насмеялась вволю!!!))) Спасибо, дорогое солнышко!
Спасибо, Солнышко)