Никогда не загадывайте желания Джинну

Психотерапевт переплёл пальцы рук, закусил нижнюю губу, но потом, вспомнив, что язык тела должен показывать его спокойствие и профессионализм, выпрямился и надел на лицо маску Гуру. Однако, Вселенское Спокойствие шло ему, «как Соеву пенсне». Фраза из фильма «Покровские ворота» всплыла сама по себе, вероятно, навеяли золотисто-белые блики, кружащиеся вокруг пациента.

— Что же беспокоит уважаемого… —тут психотерапевт споткнулся, внимательно присматриваясь к посетителю, затем, сделав какие-то, одному ему понятные выводы, закончил фразу: — Джинна?

Тот вздохнул. Поёрзал на удобном кресле, вытащил откуда-то из воздуха старую медную посудину, поставил её на столик. Сжал пальцами виски, сморщил нос, опять тяжело повздыхал. Всё это время психотерапевт молчал, шокировано разглядывая полупрозрачную дымчато-огненную фигуру. Таких клиентов у Альфреда Илларионовича Гусева ещё не было. Тем временем мистический неврастеник, наконец, «собрался с духом» озвучить свою беду.

— Меня унижают! Говорят, что я отстал от жизни, вышел из моды и неправильно исполняю желания! Мою лампу никто не хочет тереть!

В голосе Джинна послышались истеричные нотки, а кактус на подоконнике вспыхнул синим племенем, мгновенно превратился в пепел и осыпался. Альфред Илларионович сразу осознал: этот сеанс он не забудет никогда. Если выживет, конечно же. Возникшее желание выскочить за дверь кабинета и умчаться в неизвестном направлении «лекарь душ» подавил неимоверным усилием воли. Таким же усилием заставил себя улыбнуться пациенту и продолжить беседу. При этом голос гражданина Гусева стал напоминать патоку: сладкую и тягучую.

…

— Я попросил бы уважаемого Джинна привести пару примеров, — в глазах врача легко угадывалось любопытство.

Сначала огненный пациент стеснялся и отказывался, но потом, перейдя на шёпот и взяв с Гусева клятву «о неразглашении», стал признаваться:

— Один бизнесмен пожелал владеть лучшим золотым прииском, — вздохнул Джинн, — Он требовал, чтобы эту шахту никто и никогда не смог у него забрать. А ещё мужчина мечтал предугадывать, куда идут золотоносные жилы…

— И что? — не выдержал Альфред Илларионович.

— Я всё сделал в точности! — вдруг взвизгнул возмущённый пациент, — Почему меня изгнали из ассоциации Джиннов?! Он хотел чувствовать золотые жилы? Хотел! Хотел всегда быть единоличным владельцем прииска? Хотел! Вот я его и сделал Хранителем!

— К-каким «Хранителем»?— гражданин Гусев стал почему-то слегка заикаться.

— Как «каким Хранителем», — вполне правдоподобно удивился Джинн, — Конечно же, призрачным! Иначе, лет через сто, у этого прииска поменялся бы владелец. Люди мало живут. Вот я и подошёл очень ответственно к вопросу собственности. Я, вообще, ответственный!

— Хммм, да, очень ответственно получилось, — вынужденно согласился психотерапевт, — А ещё пример?

— Ну, была ещё баба, — промямлил как-то неуверенно Джинн, — Она хотела жить в роскоши. Чтобы дворец. Чтобы мужчина-красавец обожал. Чтобы вокруг куча слуг. И все за ней ухаживали, а она ничего не делала. Короче, жить в радости и приподнятом настроении.

— Тоже стала призрачным Хранителем, — догадался гражданин Гусев, — В каком-нибудь старинном замке, да?

— Нет! — возмутился Джинн, — Она же сразу сказала «жить в роскоши», а не владеть ею… Значит, должна быть живой! Я же ответственный! Сделал её любимым попугаем индийского раджи. К слову, за ней сто слуг ухаживают!

— А как же «мужчина-красавец обожает», — попробовал «поймать на несоответствии» Гусев.

— Так индийский раджа, — сразу отмёл все возражения Джинн, — О, он необыкновенный красавец! А уж как он любит своего попугая! Целое крыло дворца для него отвёл! Оранжерею сделал, где птице летать можно! А уж угощения какие! Орехи, фрукты, овощи! Мммм!

— Так может, тот попугай… то есть, баба, хотела оставаться человеком? То есть, женщиной? Выйти замуж за раджу…— психотерапевт искренне пытался объяснить клиенту, что не так с реализацией желаний. Но Джинн никакого несоответствия не видел. Вообще!

— Если бы она хотела выйти замуж за раджу — надо было так и загадывать! Как я могу понять то, о чём человек не говорит?!

— Так ведь и птицей она не загадывала быть…

— Не загадывала, — согласился клиент, — Но «приподнятое состояние» я обязан был воплотить. Я же ответственный! Вот, когда попугай взлетает…

—Да-да, — кивнул Гусев, Состояние у него приподнятое…

— Вооот! Вы догадались! — обрадовался Джинн, — А они, эти ретрограды-старейшины, ничего так и не поняли! Сказали, что я неправильно выполняю желания и исключили меня из «Ассоциации Джиннов». Единогласно исключили, представляете?!

Из глаз огненно-дымного существа закапали огненные слёзы. В напольном покрытии стали появляться дыры. Запахло жжёной резиной.

— Так докажите им, что вы изменились!— в голосе Альфреда Илларионовича зазвучала патетика, — Что вы осознали свои ошибки и… (тут гражданин Гусев с намёком посмотрел на свой подоконник с любимой коллекцией кактусов) можете всё исправить!

Джинн тоже бросил взгляд на окно, виновато поджав губы. А психотерапевт, многозначительно скосив глаза на два уничтоженных лучших экземпляра кактусов, закончил свою фразу:

— Докажите своё ответственное отношение, выполнив ещё какое-нибудь желание! А я помогу вам правильно его понять!

И психотерапевт развёл руки, как бы нечаянно указывая на две кучки пепла. Огненная фигура тут же закивала головой:

— Ой, как я рад! — от восторга Джинн вскочил с кресла, сияя золотисто-огненными переливами, — Как я сам не придумал! Вы замечательный специалист! Я прямо сейчас так и сделаю!

И Джинн хлопнул в ладоши со словами:

— Выполнено!

Кабинет заволокло дымом.

Через час, кабинет психотерапевта А.И. Гусева.

Ульяна Фёдоровна, уборщица офиса «Мы несём радость каждому!» зашла в последний не вымытый кабинет. Включила свет, достала тряпку из ведра, выжала, нацепила её на швабру и принялась усердно тереть пол. Минут через десять, сполоснула засохшие чашки из-под кофе, смахнула пепел с подоконника, полила оставшиеся кактусы. Потом подошла к столу психотерапевта и взяла две медные лампы.

— Неужели такое старьё ещё пользуется спросом?— удивлённо покачала головой и поставила их на самую дальнюю полку, с которой сметала пыль только два раза в год: слишком уж высоко она была прибита.